Оля давно не была у мамы. Некогда. У Оли трое детей, младшему всего четыре
года, у Оли было строительство дома под Москвой, у Оли неугомонный муж,
который вечно придумывает: «А давай на выходные в Тарусу, знакомый художник
зовет!».
И Оля любит эти поездки семьей. Причем, именно Оля все планирует до
мелочей, Оля педант и дама очень серьезная. Дома она тоже главная, решает,
чем заниматься всем детям, какую надо мебель купить, ну и так далее,
муж-дизайнер совсем не возражает, только вместе обсуждают бюджеты и
траты.
А еще у Оли свой бизнес, поставка текстиля, Оля – генеральный директор
компании и совладелица. Ну и к тому же Оле всего тридцать шесть, она любит
на массаж, на шопинг, на маникюр. Или просто «с девчонками в хамам
завалиться».
(С ней и всей семьей я познакомился во время одной поездки в Европу года
четыре назад.)
Родом Оля из маленького городка под Оренбургом. Уехала в Москву после
школы, поступила на экономический факультет, осталась в столице.
Мама Оли давно одна, папа-военный умер лет десять назад. Обычно мама
приезжает к внукам в Москву, но она этот безумный город не любит, через три
дня рвется обратно. И Оля решила: пора уже самой к маме, та зовет и
скучает.
Муж ответил: «Езжай, конечно! Ой, на неделю прямо? Ну ладно, как-нибудь
справимся…»
Оля приехала в свой городок, она не была тут лет восемь.
Мама открыла дверь: «Лялька! Наконец! Господи, отощала совсем! Проходи на
кухню скорей».
(Да, мама с детства называла ее Лялькой.)
На столе были холодец, селедка под шубой, пирожки, вареная картошка,
бутылка маминой настойки на смородине.
«Так! – сказала мама. – Давай, накладывай, ты ж голодная».
«Мамуль, слушай, ну я же все это не ем, ну тут сплошной холестерин,
глютен…»
«А ну без фокусов! – приказала мама. – Ешь!»
И Оля вдруг послушно взяла холодец, сверху хреном. Боже, какой он был
вкусный, она же раньше так любила этот холодец, что делала мама. И пирожки,
и селедку под шубой. И настойку на смородине – на той, смородине, которую
маленькая Лялька срывала с куста на их даче, где крохотный домик, туалет во
дворе и за забором шумная соседка теть Валя, что приносила Оле морковку со
своего огорода: «Ну-ка хрусти давай, укрепляй зубки!».
Оля вдруг ощутила себя той девчонкой, с веснушками и частой простудой, с
хроническим отитом, который мама лечила спиртовыми компрессами.
Оля выпила еще рюмочку и пробормотала: «Все, мамуль. Ты командуй, я буду
слушаться».
«Вот то-то же! – улыбнулась мама. – И привет тебе от теть Вали, она после
инсульта так и не встала, бедная, но часто тебя вспоминает, какой ты
была…»
И целую неделю Оля слушалась маму. Смотрела дурацкие программы по
телевизору, ходила с ней в гости по родственникам, ложилась спать в десять,
хотя в Москве обычно не раньше часу ночи. Мыла посуду, от чего дома отвыкла,
у них была машина и домработница. И ей страшно нравилось мыть посуду, она
вспомнила это детское ощущение: вот большая тарелка, очень грязная, а сейчас
она, как волшебница, превратит тарелку в блестящую.
Она чувствовала себя Лялькой, маминой дочкой, послушной и милой.
«Это было непросто сначала, – сказала она мне потом. – Я же сама давно
привыкла командовать. И вдруг мне это дико понравилось. Мама главная, мама
большая, а я маленькая, я ничего почти не умею, я ничего не решаю».
И Оля ела, ела, ела, позабыв к чорту про всякий зож и диеты.
«Боже так много, ужас какой-то, – усмехнулась она. – Но я все стерпела.
Потому что стать маленькой очень важно для самой деловой и семейной женщины.
Вдруг – бац! – и в детство. Не знаю, как бы это назвал мой психолог, но я
называю это просто счастьем».
…Она вернулась в Москву, к ней бросились дети. Оля даже чуть растерялась
сперва: еще вчера мама ей заплетала косички, Оля сама попросила.
Но быстро очнулась, засмеялась: «Любимые вы мои! Как же вам хорошо, вы
такие счастливые, просто еще не понимаете этого».